Джанаконда, 1997

Евразия в моей голове

(Манифест евразийского эстетического мышления)

«Нет Бога, кроме Аллаха, и Магомет — пророк его» (Коран)
«Слушай, Израиль: Господь, Бог наш, един есть» (Библия)
«Если всем сердцем устремиться к одному можно ли освободиться от утрат?» (Лао-Цзы)
«Один с изумлением смотрит на запад, другой с восторгом глядит на восток» (Б. Г.)

P. S. наоборот.

В этом манифесте провозглашаются «постулаты» Евразийского Эстетического Мышления, концепции осознания творческим человеком себя, как проводника идеи объединения в искусстве всех достойных черт европейского и азиатского образов мысли. Из-за обилия исходного материала, а так же его известности и легкодоступности, концепция Евразийского Эстетического Мышления изложена в сжатой, по возможности тезисной форме.

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

Уже на ущербе луна монополистов в области духа, смыта за борт швабрами трезвомыслящих синтезмейкеров и тонет, захлёбываясь в собственной ограниченности. И пьющие щербет обладания абсолютной истиной уже не вдохновляют меня следовать их примеру и, в ужасе от их неорганичности, я ожидаю неминуемого краха казалось бы незыблемого способа мышления, основанного на отрицании.

Многих и многих потрясёт мрачное великолепие этого падения, но некоторые, и ваш покорный слуга в том числе, нисколько не удивятся великому сотрясению почвы. Подобная невозмутимость есть результат и следствие правильного образа мысли, а именно — Евразийского Эстетического Мышления (далее — ЕЭМ).

Очевидно, что сейчас, когда Ойкумена стала такой маленькой и тесной, возникла настоятельная необходимость разобраться в переплетении интересов, целей и возможностей Востока и Запада. Кончилось то время, когда в мире хватало места для непримиримости и нетерпимости, исходившей от апологетов трёх мировых религий. Религий, которые, не сумев поглотить друг друга, начали рвать на куски самих себя.

Человек, в том числе поэт и художник, становился изгоем, если не принимал, даже частично, всеобъемлющей этико-эстетико-политической концепции бытия, навязываемой всем без исключения индивидуумам живущим на территории, где преобладало поклонение одной из священных книг. Коран, Библия, Тора — они были всем и изгой был просто вынужден выбирать остальное, то есть — Ничто, Пустоту и обращал стопы своих мыслей на Восток.

Со временем эта ситуация потеряла свою былую остроту в социальном плане, но сохранила её в этическом и эстетическом планах существования людей искусства. Попытки соединить и примирить Запад и Восток предпринимались с давних пор и с разной степенью успеха: суфии, друиды, алхимики, масоны, разнообразные секты и учения стремились каким-то образом сгладить противоречия и слить воедино достижения Восточной и Западной мысли. Существуют всем известные достижения в области культуры, выросшие из этих попыток, например, творчество Рериха. В разной степени сочетают черты Востока и Запада — Гессе, Павич, Борхес и др., не говоря уже о музыкантах (в большей степени альтернативных) и архитекторах (взять хотя бы Гауди).

Назрела, таким образом, необходимость оформить все эти попытки в более-менее стройную систему, непредвзято взглянув на возможность сочетать в творчестве твёрдость и мягкость, резкость и постепенность, целенаправленность и верность Пути, наполненность и пустоту, Восток и Запад, Север и Юг и т. д.

Заранее хочу предупредить, что ЕЭМ не предполагает этого соединения как простой операции сложения положительного и отрицательного, когда в целях союза ущемляются и уничтожается отдельные особенности характеров. Нет, наоборот, это соединение подразумевает полное противоречий взаимодействие притягивания и отталкивания, притяжений и отторжений. Идея ЕЭМ возникает между плюсом и минусом, там, где всё идёт само по себе, возникает, живёт и умирает, сохраняя свою таковость, свою самость как произвольную способность к озарению в пределах отдельно взятой экзистенции.

Избирая этот образ мысли, я избираю срединный путь, пролегающий меж синих Симплегад, меж Сциллой и Харибдой, я причащаюсь истинного духа реального искусства, сведя воедино принципы динамического равновесия всех элементов мировой культуры, отражающих изменчивый облик Мироздания. На этом пути позволено всё, исключая пошлое самоограничение творческих порывов. Нет ничего невозможного и не стоящего внимания, ибо «ты — это то, а то — это ты».

Исходя из данного положения, мы должны придерживаться правила свободного приятия в процессе эстетического осмысления действительности. Не существует ничего невдохновляющего, любое событие, любой предмет — это артефакты вдохновения, которое начинает свою работу во внутренней пустоте, в опустошённой, после очередного акта творчества, душе художника, который, создав некий эстетический объект, становится подобен пустому сосуду и вновь готов вобрать в себя часть мира, придав этой части соответствующюю своим представлениям, своему «Я» форму, после чего он возвращает её в мир и вновь становится готовым к новому приступу вдохновения. Таким образом художник прокачивает через себя наличное бытиё, сознавая тот факт, что то аморфное, которому он придал индивидуальную форму, сохраняет её только во внутренней ясности, и, после возвращения вовне, после извержения, вновь становится чем-то аморфным. То есть творческий акт это ни что иное, как переливание из пустого в порожнее, он обладает ценностью только для себя, только для творца, который становится промежуточным звеном между Пустым и порожним, и переносимая, переливаемая пустота сохраняет форму и назначение объекта искусства только в момент вдохновения.

Налицо парадоксальная ситуация, заключающаяся в том, что художник, сталкиваясь с действительностью, стараясь её переделать при помощи творческих импульсов, стремясь придать ей субъективную форму, не добивается ничего, кроме ощущения течения времени, кроме отливов и приливов вдохновения. Он является самим собой только между актами творчества, в состоянии опустошения, в гавани покоя обретая Вечное и Истинное, потому что материализованный объект искусства — иллюзия, с помощью которой художник избавляется от излишнего веса своего «я».

Следовательно, творчество — это не цель человека искусства, нет — это практика, позволяющая достигнуть внутренней Пустоты, где «суждения обретают силу и точность», «где обучаешься руководствоваться в жизни главным». Благодоря этому настрою все «дела заканчиваются успешно, а изменения приходит вовремя». На самом деле, избавившись от излишнего, изнуряющего груза субъективного, встречаешься с чудесным в своей жизни, с ничем не омрачённой радостью единения с миром.

Для нас необходимо осмыслить и осознать всю полноту абсурдности творческого процесса, важного только самого по себе, вне зависимости от объекта и результата. Мы должны понять то, что занимаясь творчеством мы не делаем что-либо, кроме самого процесса, направленного на вытеснение преобразованных, в большей степени неосознанно, элементов бытия, замутняющих наше сознание.

Признав этот факт, мы приходим к отказу от обладания результатами своего вдохновенияя, и не потому, что они — лишь видимый, побочный эффект жизни творческого человека, это наше представление о себе и о мире, но это не мир и не мы. Это своего рода точка в конце стихотворения, прочесть которое невозможно, но ради создания которого всё и происходит.

Результаты эти, естественно, можно подвергнуть любой интерпретации, что всегда и происходит. На самом же деле «шедевр писателя — он сам», а не то, что он предъявляет нашему вниманию. Такие представления о сути творчества помогут нам избежать гордыни творца и мистика, что в «тысячу раз изощрённее и коварнее мирской, которая по большей части есть лишь пустое тщеславие», т. к. из вышесказаного с необходимостью делается вывод о том, что человек и его творчество — вещи различные, а гордится непринадлежащим тебе просто глупо, тем более, что вне акта творчества личность художника исчезает, перетекая в объект искусства, который вытесняется, являя нам пустоту, лишённую «я».

Постулируя такую глубинную, личностную природу творчества, необходимо определить, что же такое человек творчества — ...художник, поэт, грубо говоря, субстрат ЕЭМ, и каковы его характеристики в качестве носителя и проводника данной концепции.

Рассуждение о человеке, существующем внутри ЕЭМ, необходимо начать с общепризнанного факта ограниченности возможностей разума. Ни для кого не секрет, и это признают все трезвомыслящие философы, что человек, как и всё в мире, имеет двойственную (а может быть, кто знает, и тройственную и т. д.) природу, являясь своего рода узлом противоречий. Человек — это наполовину ангел, наполовину животное, а разум у него один на двоих и очень трудно усидеть на двух стульях, не впадая в заблуждение, не поддаваясь панике ограниченности и отождествления себя с тем или другим. Думаю, нам не стоит разрубать, как раньше часто делалось, этот гордиев узел, а стоит его распутать.

Как животное, как белковый организм, человек смертен и подвержен страху смерти и энтропии. Но, как личность, он обладает свободой выбора своего пути в окружающей действительности и способен осознать личную ответственность за свой образ жизни. Отсюда, из этой обречённости на свободу, личность начинает своё развитие и вольна распоряжаться своей экзистенцией как ей вздумается, и только от нас зависит, чем мы в итоге станем.

Иными словами, ЕЭМ, заменяя в революционном лозунге «или» на «и», получаем выражение — «Свобода и Смерть», что есть отражение конструктивной тенденции соединения (союз «и»), в отличае отдеструктивной разрушения («или») и предлагает нам принять свободу и смерть как изменчивую данность, когда освобождение не есть смерть в общепринятом ужасном виде. Мы теряем страх смерти, опознав в энтропии текучее изменение.

Следуя путём ЕЭМ мы признаём ограниченность возможностей ума инерпретацией эмпирической, твёрдой действительности с помощью чувств и их продолжения — приборов, способных сделать видимыми недоступные чувственному восприятию явления. Но одновременно мы признаём и тот факт, что в своих более тонких проявлениях мир поддаётся исследованию или же переживанию только в мистическом опыте. То есть Вселенная для нас, как для учёных — произвольно организованный и произвольно обоснованный Хаос, а для нас, как для мистиков — ничем не прикрытая Пустота-Ничто. Исходя из этого мы способны говорить и описывать словом только «Реальное», а о Трансцедентном мы способны только молчать, раскрывая его косвенно, через то, чем оно не является. Мы просто вынуждены ограничится в творчестве этим фактом, этой пустынной водой, которая отражает истину, но без которой истины бы не было и мы познаём и то и другое только в сравнении, в двойственности, в отражении и взаимопроникающем влиянии.

Таким образом ЕЭМ утверждает творческого человека в начале пути, который проходит по границе соприкосновения Инь и Ян, Добра и Зла, Чёрного и Белого и т. д. и т. п. Чтобы остаться на этом пути необходимо придерживаться принципа равновесия, когда все крайности равны и не отрицают друг друга, а, наоборот, дополняют, и когда одно — это начало и причина другого. Из такого миропонимания вырастает терпимость, побуждающая нас к лишённому оценок приятию сущего, побуждающая нас к творчеству в категориях синтеза, основанного на признании необходимости и оправданности абсурда в человеческом существовании, на признании естественности парадоксального, как проявления трансцендентного в нашем мире. Выбирая путь ЕЭМ, мы выбираем путь вдохновения и импровизации, потому что «принцип Дао — спонтанность», а вдохновение — это проявление силы Дэ, «наполняющей форму вещей» и происходящей из Ничего. Творчество как бы самопроизвольно прорастает, истекает неким чудесным сиянием через сущность художника в окружающий мир, чтобы там вновь раствориться в новых формах. Понимая самопроизвольность, не-принадлежность творчества себе, мы отказываемся от его результатов, теряем их, но не теряем непреходящей бодрости духа, весёлости воина, позволяющей видеть вещи ясно. Так ясно, что этические и эстетические нормы теряют для нас значение (но не ценность), и, лишившись тени, предстают перед нами такими, какие они есть на самом деле — бесконечными и пустыми.

«Если хочешь постичь ясную истину, не заботься об истинном и ложном, конфликт между истинным и ложным — это болезнь ума». Нам же, находящимся в здравом рассудке, необходимо отказаться от конфликтов, так как усилия не ведут ни к чему и принять вещи во всей их противоречивости, поскольку это естественно, следовательно прекрасно и полезно нам. Значит было бы полезно для нас не искать различия и совпадения Западного и Восточного образов мысли, а, наоборот, признать их равноценность и равноправие, в дальнейшем творчестве исходя из этого уравновешенного отношения, отнюдь не исключающего экспериментов.

Евразия, являясь колыбелью двух культур — Западной и Восточной, неизбежно должна была породить множество их сочетаний, но, несмотря на их взаимопроникновение, наблюдаемое в настоящем, стена между ними кажется непреодолимой. Хотя и имеются различные интеллектуальные калитки и двери в этой стене, а так же приставные лестницы и даже подкопы и подземные ходы — они не решают проблемы обьективного и реального объединения двух великих культур.

Естественно, на это есть свои причины — разное отношение к месту человека в мире и вытекающие отсюда коренные различия в менталитете. Мы, живущие на территории России, люди искусства, в силу нашего исторического и географического положения, а так же особенностей национального характера, можем взять на себя смелость способствовать сближению и, надеюсь, слиянию двух миров мысли на основе одной концепции — Евразийского Эстетического Мышления.

ЕЭМ — это синтетичность, приятие лучшего от Западного и Восточного образов мышления и творчества. Мы должны соеденить естественный, неотделимый от природы дух творчества Востока и строгий критичный, интеллектуально-прагматичный, нонконформисткий Запад в одно целое, в систему, позволяющую пережить и удержать мгновения чуда причастности к трансцендентному в творческой деятельности и в повседневной жизни. Надеюсь, мы всегда будем на это способны, если будем следовать убеждённости в данных, вышеизложенных утверждениях:

— Признание ограниченности ума и самоограничение интеллекта эмпирической данностью.
— Познание трансцендентного в мистических озарениях.
— Свободное приятие всего сущего через внутреннюю опустошённость.
— Уравновешенность, не отрицающая крайностей.
— Терпимость, ведущая к синтезу понятий.
— Осознанная парадоксальность мышления и абсурдность существования как данность.
— Спонтанность творчества и отказ от обладания его результатами, являющимися излишним «Я» творца.
— Отказ от обладания истиной в последней инстанции.
— Свободный выбор себя в творчестве, жизни и смерти, ответственность за свой образ жизни.

Я думаю, нет ничего, что могло бы помешать нам осуществлять все эти положения на практике в течении всей жизни.

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

P. S.

В заключение хочу сказать, что ЕЭМ — это лишь один из возможных путей к Истинному искусству, так же пропитанный иллюзией и внутренне противоречивый, как и остальные. Но, думаю, что это не самый худший способ провести время, двигаясь навстречу Разрушительнице Наслаждений, Разлучительнице Собраний, той, что опустошает наши жилища и, в итоге, перенесёт нас из простора дворцов в теснины могил...

И предоставит нас Пустоте.